Вагит Алекперов: «мы же там все в списках»

«Произойдет стабилизация цен»

— Начнем с одной из самых обсуждаемых новостей — акцизов на топливо. Власти согласились их снизить. Звучат заявления о том, что это поможет стабилизировать цены на бензин. Это так?

— Сегодня цена на нефть демонстрирует рекордный рост. Никто, по-моему, не ожидал, что такой эффект будет от соглашения ОПЕК+ (соглашение о сокращении добычи нефти, которое заключили страны ОПЕК, Россия и примкнувшие к ним государства, действует до конца 2018 года. — РБК). Поэтому сегодня диспропорция, которая сложилась на внутреннем рынке топлива, по отношению к экспорту, конечно, она подталкивает к тому, что очень много товара уходит на экспорт.

Плюс российский розничный рынок сегодня низкомаржинальный, оптовые цены на топливо — высокие. И впервые в истории — в новейшей нашей истории России — правительство пошло на беспрецедентные действия по снижению акциза. Всегда только росла налоговая нагрузка. И мы благодарны правительству за такое оперативное вмешательство, которое даст возможность стабилизировать цену. Потому что разница [в темпах роста оптовых и розничных цен] еще достаточно большая. Все-таки 30 раз менялось налоговое законодательство с 2011 года в нашей отрасли. И оно менялось только в сторону увеличения — и НДПИ росло, акцизная политика росла. Акцизы выросли почти в три раза. Поэтому то, что сложилось на рынке, — это беспрецедентно.

Мы не заинтересованы в таких ценах, потому что у нас сокращаются объемы продаж. Поэтому компании, со своей стороны, будут делать все, чтобы стабилизировать рынок как бензинов, так и дизельного топлива.

— Но для того чтобы цены на бензин пошли вниз — это реально или все-таки сейчас нет таких инструментов?

— Нет. Для того чтобы стабилизировать цены и сделать хотя бы нулевую рентабельность [розницы], необходимо поднять цены вплоть до 6 руб. Конечно, этого не произойдет. Потому что мы понимаем свою ответственность, в том числе и перед нашими потребителями. Поэтому произойдет стабилизация цен в самый пиковый период.

— Цена на нефть приближается к $80 за баррель, вы закладывали в бизнес-план $50. Как вы планируете распорядиться дополнительными средствами, куда вложить — в российские, в зарубежные активы? Как вы видите среднегодовую цену на нефть по 2018 году?

— Наша компания не меняет свои сценарные условия. Мы сохранили $50 в цене бюджета на 2018 год. И мы на «Дне инвестора» заявили, что все, что сверху этой цены, вся эта доходность будет делиться пополам — половина пойдет нашим акционерам, половина пойдет на инвестиции. Конечно, для нас приоритетный — это российский рынок, где мы сегодня обустраиваем морские месторождения на Каспии, мы готовимся к обустройству месторождений на Балтике.

То есть компания сегодня объявила о том, что она будет органично расти — в год 1–2%, за счет того, что будут идти инвестиции в инновационные технологии, в работу со сложно построенными месторождениями, где сегодня колоссальные запасы, но где необходимо подбирать технологии и реализовывать эти проекты.

— А вы цену какую все-таки видите в среднесрочной перспективе?

— Сегодня то, что складывается на рынке $80 — это, конечно, спекулятивная цена. Она связана в том числе и с действиями администрации Соединенных Штатов, которая вышла из [ядерной] сделки [с Ираном]. Сегодня складывается критичная ситуация с объемами производства на территории Венесуэлы, крупнейшей нефтедобывающей страны. Поэтому мы думаем, что все-таки среднегодовые цены будут где-то между $70 и 75. 

— А на 2019 год в бизнес-план какую цену закладываете? Будете корректировать ваши $50?

— Пока мы не корректируем $50. Потому что трехлетка наша сформирована и утверждена. Пока все-таки идет действие соглашения [ОПЕК+], мы не хотели бы рисковать, потому что соглашение носит временный характер, хотя оно может длиться еще бесконечно долго. Поэтому пока цена $50 сохранена нами в бюджете 2019 года.

«Мы оцениваем все риски»

— Если мы с вами попробуем оценить факторы, которые будут влиять на нефтяную цену в ближайшее время, то сейчас это, наверное, Иран — введение санкций США против этой страны. Эксперты, сколько с рынка может уйти нефти. У вас есть какие-то прогнозы?

— Сложно сказать, потому что все наши прогнозы основываются на том, что было до снятия ограничения с Ирана. Но сегодня еще и Венесуэла, как я уже сказал, демонстрирует резкое снижение [добычи], и многие другие страны снижают. Поэтому мы подходим очень консервативно. Мы надеемся, что в июле будет встреча на уровне министров, [будут] обсуждать вопросы объемов производства. Мы считаем, что соглашение ОПЕК+ необходимо сохранить на среднесрочный период времени, но гибко реагировать на ценовую конъюнктуру и на те запасы [нефти], которые формируются на глобальном рынке. То есть цена должна и увеличиваться, но объемы должны сокращаться​. Такая гибкая система позволит исключить спекулянтов и дать возможность нашим потребителям комфортно себя чувствовать, уверенно себя чувствовать на среднесрочный период.

— Согласны ли вы с такими оценками, что 0,5 млн барр. [добычи в день] может уйти с рынка, если по Ирану будет негативно развиваться сценарий, и примерно 1 млн, если будет все не очень хорошо с Венесуэлой? Похоже на правду?

— Это где-то плюс/минус. Но сегодня все-таки объем производства около 2 млн барр. остановлен [в рамках сделки ОПЕК+]. Это все-таки тоже влияет на рынок. И поэтому эти резервы [наращивания производства] сегодня де-факто существуют. Мы же взяли на себя огромную инвестиционную программу. Мы же не снижали ее. Мы продолжаем бурить, мы продолжаем осваивать новые месторождения, но мы ограничиваем добычу нефти. Эти резервы накапливаются. Они могут быть вовлечены в промышленное производство, для того чтобы стабилизировать на приемлемом для наших потребителей уровне.

— Главным бенефициаром сделки ОПЕК+ многие считают США, которые не снижали добычу. Вы говорили, что рынок уже немножко разочаровался в сланцевой нефти, но пока мы видим, что они получают свои плюсы. Можем ли мы как-то здесь изменить ситуацию, чтобы все-таки больше бонусов получить себе? Они нам серьезные конкуренты?

— Понимаете, глобальный рынок — он единый сегодня. Нет рынка отдельно США, и нет рынка отдельно России или стран, входящих в ОПЕК. Конечно, то, что мы видим на американском рынке, нас озадачивает по одной причине — что сегодня идет активное хеджирование этого уровня цены. И что если будет резкое снижение цены, то американские компании смогут в среднесрочный период выдержать в тех параметрах, которые захеджируются сегодня. А это сегодня $70–75.

— Вы в Иране все равно останетесь, несмотря на санкции США?

— Мы оцениваем все риски сегодня. Как будет складываться конъюнктура, насколько жесткие будут санкции. Мы не подписали соглашения с Ираном по разработке месторождения, по которому ведем техническую оценку. Потому что компания ЛУКОЙЛ сегодня — это транснациональная компания, у которой ADR котируются на американском рынке. Поэтому у компании есть риски, если она будет нарушать те или иные санкции, которые могут негативно повлиять на наших акционеров, на наших партнеров и в целом на нашу компанию.

— Вы, кстати, оцениваете риски введения персональных санкций?

— Разумеется. Мы же там все в списках. Поэтому наши юристы, конечно, сделали нам сценарные условия на все случаи жизни, в том числе на персональные санкции.

— Но тем не менее вы пока все-таки считаете, что вероятность есть идти в Иран? Или все-таки пауза долгая? Или больше нет, чем да?

— Пока контракт наш не готов к подписанию. Мы ведем технические консультации. Я думаю, что до конца года все прояснится.​

«Отношение к моей персоне достаточно лояльное»

— Вы серьезное значение придаете стоимости акций, капитализации компании. На рынке бытует мнение, что многие эти шаги связаны с тем, чтобы нарастить капитализацию как фактор защиты от возможного недружественного поглощения…

—. Сегодня нет угрозы недружественного поглощения. ЛУКОЙЛ слишком дорого стоит, слишком распределены пакеты акций, для того чтобы сделать поглощение. Потому что у нас нет акционера, который владел бы контрольным пакетом акций. Поднятие капитализации в основном произошло за счет того, что инвестиционное сообщество высоко оценило и менеджмент компании, и стратегию нашей компании, и поэтому отсюда и пошел такой бурный рост капитализации.

Все-таки ряд действий, которые компания совершает, в том числе действий, связанных с бюджетным планированием, перераспределением акционерами части своих доходов, — это все внушает уверенность нашим акционерам, что компания не идет на рискованные сделки, компания не идет на сделки крупного приобретения и поглощения, что может подорвать ее финансовую устойчивость и резервы финансовые, которые созданы в компании на случай любых ситуаций. Это дает уверенность нашим акционерам, что они стабильно будут получать дивиденды на свои акции. Поэтому отсюда идет такое бурное приобретение наших акций.

— Этой весной вы сообщили, что «подходит время», когда основные акционеры отойдут от управления компанией. Как пройдет подготовка вашего преемника? Сколько на это потребуется времени — три года, пять лет? Какими качествами должен обладать этот человек? Может быть, у вас уже есть приоритетные фигуры?

— Ну, плохой руководитель, кто не готовит себе рядом помощника, который в будущем станет его преемником. Конечно, я смотрю разные кандидатуры. Но для этого нужно время. Я думаю, что пятилетний период, наверное, более подходит сегодня, для того чтобы подготовить человека, который мог бы возглавить такую сложную компанию, как компания ЛУКОЙЛ.

— Скажите, а у вице-президента ЛУКОЙЛА Леонида Федуна есть шанс?

— Леонид Федун — мой соратник, он по жизни идет [рядом]. Все-таки мы смотрим больше специалистов из нашей отрасли, имеющих специальное образование, технологических специалистов.

— От чего зависит срок подготовки преемника?

— Мы сложный период времени все-таки переживаем сегодня — и санкционный период, который сегодня только усиливается, мы не чувствуем сегодня стабилизации, формируется новое правительство. Вы знаете, что отношение к моей персоне достаточно лояльное среди [членов] правительства Российской Федерации. Мне очень многие вопросы проще согласовывать, чем новому лицу, особенно в такой переходной период времени.

Поэтому я считаю, что вот эти пять лет мы как раз-таки будем анализировать всю ситуацию на рынке, связанную с внешними событиями. Мы почувствуем уверенность и стабильность в работе нового правительства, [увидим] какие реформы будут проводиться. Мы все-таки надеемся, что налог на добавленный доход после эксперимента вступит уже в так называемую свою проектную стадию, уже распространится на все месторождения. Как раз этот период позволит нам завершить очень многие проекты, связанные с обустройством сложных месторождений, особенно шельфовых месторождений. Все это и влияет на эти сроки. Может быть срок этот больше? Конечно, может быть срок больше. Может меньше? Тоже может быть меньше. ​